Если вы это читаете, если ваши глаза пробегают по этому тексту, даже если мы почти не общаемся, пожалуйста, напишите комментарий с воспоминанием, связанным со мной и с вами. Это может быть что угодно: плохое или хорошее.
Потом можете проделать то же у себя в дневнике и полюбоваться на то, что в памяти о вас у ваших знакомых.

@музыка: Амбер какую то херню крутит

@темы: Блоги

---

Поставил к предкам безлимитный инет - ОГО! 512 Кбс.
И в продолжении предыдущей записи - а качать то нечего!

@темы: Блоги, Интернет

---

Интернет - большой, а сходить - некуда! (с)

@музыка: TarantinoMania

@темы: Блоги

---

Картинго

Безумно понравилась!

@музыка: Танцы Минус - Город

@темы: Блоги

---

Если бы все проблемы с вирусами в нашем гадюшнике решались бы по методу Покровского, т.е. отрубанием хyя, разносящего сифилис - было бы жить гараздо проще.

Да, я сегодня 2,5 часа гонялся за вирусняком.

@музыка: кстати, а почему у меня музыка не играет?

@темы: моя любимая работа

---

Это, конечно, мое мнение, но вы - Neutral Good

Вы веселы и добры, вы никогда не говорите клеветы и стараетесь не врать. Вас любят и ценят. Вы желанный гость в любой компании, вы предпочитаете не делать проблем - но и решать их у вас получается как-то не очень...

Пройти тест

Весьма странный тест. Особенно учитывая, что в D&D я обычно играю нейтрально злым.

@музыка: Jerry Lee Lewis - Great Balls of Fire

@настроение: работа

@темы: ролевое, Блоги, Игры

---

Посмотрел "ДаунХаус" - существенно обогатил лексикон.

Так вот, я - как сирота и программист по образованию - страшно негодую.
Посему пойду топить свою грусть в вине. И хотя я мир и так цветным вижу, и компьютером не увлекаюсь - пора заканчивать с этой работой.
По крайней мере - на сегодня.

И в заключении нашего репортажа - про Борхеса и снобизм.

Снобизм первого рода, простейший.
Окружающие Борхеса не читали. Персона N Борхеса читала и этим снобирует.

Снобизм второго рода.
Все окружающие Борхеса читали. Персона N Борхеса не читала, в гробу его видела и страшно этим снобирует.

Снобизм третьего рода, с элементами изощренности.
Окружающие Борхеса не читали. Персона N Борхеса читала, но тщательно это скрывает и тихо от себя балдеет.

Снобизм четвертого рода, особенно гнилой.
Все окружающие Борхеса читали, персона N тоже. Однако персона N непрестанно во всеуслышание объявляет, что никакого Борхеса-Морхеса не читала, в гробу его видит и вообще подобного биипа в руки не возьмет. После чего наслаждается произведенным эффектом.

Снобизм пятого рода.
Все окружающие Борхеса читали. Персона N тоже читала Борхеса. Но утверждает, что никто, кроме него, в Борхеса не врубается и этим снобирует.

Снобизм шестого рода.
Персона N уже и не помнит, читала она или нет этого самого Борхеса. Да это и не суть важно. Персоне N совершенно наплевать, читали ли окружающие этого самого Борхеса. Это вообще не имеет никакого значения. Персона N просто считает себя жутким снобом, этим же самым и снобирует и получает от этого дикое моральное удовлетворение.

Как написано в аннотации, "вместо "Борхеса" подставить нужное"

@музыка: Little Richard - Long Tall Sally

@темы: Фильмы, Искусство, Литература

---

Если весь день в онлайне аски кто-то есть, а вечером 2-3 человека, то ты- занятой человек.
Если весь день в онлайне аски нет никого, а к вечеру начинают появляться люди, то ты геймер...
Если весь день в онлайне аски появляются и сразу исчезают люди, то ты мерзкий, прыщавый задрот)))
Если весь день в онлайне аски висят бесящие тебя человеки, а к вечеру появляются друзья и подруги- то ты, блять Одмин!!!
И это нихуя не смешно!!! (c)

@темы: моя любимая работа

---

Посвещается любимой песочнице

"... и тут на мостик форум влетает пользователь со стажем капитан не ниже первого ранга и орет во весь голос - "Сцуки, все сцуки!!!!!!"

З.Ы. А еще я слушаю классный рок-н-рольчик.

@музыка: Little Richard - Long Tall Sally

@настроение: аццкий воркинг!!!!!!

@темы: ролевое, События

---

Вещь, которую, как мне кажется стоит включить в школьную программу.

"Младший помпа"

"МЛАДШИЙ ПОМПА

Когда тебе шесть лет, мир прост и ясен, он состоит из гарнизонной коммунальной квартиры с казенными табуретками, казенными столами, казенными кроватями и казенными жильцами — людьми служилыми и иже с ними. На каждом элементе этого мира, будь то стол, табурет или радиоприемник синей масляной краской написано имя. Кухонный стол, например, зовут очень просто инв. № 014, любимую табуретку цвета морской волны величают сложнее — инв. № 544, а вот трофейный немецкий приемник с проигрывателем имеет два имени: громкое металлическое на груди — «Telefunken» — и сзади скромное, все той же синей масляной краской — инв. № 007.

Мир очень прост и ясен, и даже когда вдруг оказывается, что не все так просто, как мнится, и происходит что-то новое, или появляется кто-то новый, мир реагирует просто и ясно, принимая в свои пределы новые события, новые предметы и новых людей, а может, это новое просто снисходительно позволяет твоему миру захватить их в плен и расширить свои границы.

Мой мир прост, в нем живут мама и папа, дядя Петя, тетя Валя, матросы с «губы», просто матросы, лейтенанты из нашего полка, их жены и многие, многие другие, кого я очень люблю и без которых не было бы в этом мире меня, а даже если бы и был, то без них и быть бы мне не хотелось.

Меня зовут Жека. В моем мире я самый главный, и весь мой мир послушно вертится вокруг меня, и все люди и вещи просто призваны для того чтобы быть для меня. После меня самая главная, конечно, мама. Мама! Она неизменна и постоянна с первого дня, как я ее знаю, от нее исходит такой знакомый теплый молочный запах, который я помню с того самого времени, когда, наверное, еще не помнил себя. Она все время рядом и даже когда ее нет, то есть она куда-то ушла, то она все равно есть и все равно рядом. Медведица с медвежатами с коврика над моей кроватью, когда я ложусь спать, смотрит на меня очень внимательно и заботливо, совсем как моя мама, вообще медведица очень похожа на мою маму, она так же, как моя мама, постоянно охраняет меня и своих медвежат, и мама, укладывая меня спать, как бы передает меня на попечение медведицы. На левом потертом углу коврика с медведицей и медвежатами, том, что около моей подушки, с изнанки тоже есть инв. № 118. Как говорит мама: «Эхма! Жизнь наша казенная». Потому что, хоть мы с мамой и не служилые, но уж точно иже с ними.

Мама у меня очень красивая, папа говорит, что вбацался с первого захода и по самые уши. Для меня это не удивительно я тоже вбацался с первого захода в свою маму и тоже по самые уши. Так я ее люблю. И когда я ей об этом говорю, она смеется и говорит, что очень похоже на правду, потому что, если судить по величине моих ушей, а они у меня как у маленького слоненка, то меня, вбацавшегося, похоже, тянули из мамы именно за уши. Когда я не хочу спать, то смотрю на медведицу и ее медвежат или отворачиваю угол коврика и смотрю на инв. № 118.

Мой мир полон этих инв. № .., они есть везде: на настольной лампе, радиоприемнике, диване, шкафу, кастрюлях, простынях, подушках, и я не удивлюсь, если вдруг обнаружится, что и у меня, где-нибудь на попе, написано синей масляной краской: инв. № 1. Единственно, в чем я не сомневаюсь, что там стоит единичка. Потому что в моем мире я главный.

Маму зовут Тамара, как царицу Тамар. Царица Тамар, она была просто Тамар, а моя мама ТамарА, а где-то, наверное, есть ТамарБ, или ТамарВ, ну как с инвентарными номерами — инв. № 111, инв. № 112, инв. № 113 и так далее. Поскольку я Жека, то видимо когда-то был царь Жек, а я теперь ЖекА, и есть где-то ЖекБ. Вот с папой как-то неясно. Мама зовет его Саней. Почему мы с мамой на А, то есть первые после тех, а папа Саня на Я, последний в алфавите и где Сан и предыдущие по алфавиту. Мир, наверное, все таки устроен сложнее, чем кажется.

Папа непостоянен, его всегда нет, и только иногда он появляется, а потом снова исчезает. Папа шершав небритыми щеками и колюч звездочками на голубых просветах погон черного кителя, пахнущего одеколоном и коньяком. Матросы с «губы», красящие известкой тротуарный бордюр и детсадовский забор, величают папу «Помпой». «Помпа» означает помощника командира по политработе. Я думаю, матросы с «губы» за что-то не любят папу, наверное, он с них снимал стружку.

Я думаю об этом и представляю, как папа с рубанком в руках и засученными рукавами форменной рубашки снимает стружку с матроса в тельняшке лежащего около тротуарного бордюра. Я понимаю, что это чепуха, не такой уж я и маленький, чтобы понимать это выражение так буквально, но все равно зрительная ассоциация так и стоит перед глазами. Они и меня иногда называют «Малым Помпой» или «Младшим Помпой», перенося на меня часть своего недовольства на папу, но я не обижаюсь на них. Когда я сказал об этом папе, он рассмеялся и сказал: «Не обижайся на них, Жека, это они не со зла, просто... просто они разгильдяи». Теперь, если я иду мимо матросов с «губы» и они меня встречают словами: «Привет, Младший Помпа!», я им отвечаю весело: «Привет, разгильдяи!». Они смеются в ответ и сразу называют меня Жекой, дескать, молодец, как выкрутился. Они действительно не злые, и я на них не обижаюсь, они мои, они принадлежат моему миру и мне, что же я на них буду обижаться. Глупо.

День начинается гимном из черного репродуктора, он будит маму и папу, я в это время уже не сплю, потому, что меня укладывают рано и я успеваю выспаться до подъема. Я просто лежу с закрытыми глазами и жду гимн... Но репродуктор молчит, просто он видимо сам еще не проснулся. Еще немножко и он проснется и зашипит от досады, что пора вставать, а потом громко и неприятно заголосит: «Союз нерушимый республик свободных...»

И начнется суета. Сначала промчится за дверь к коммунальному умывальнику папа в черных сатиновых трусах, ему нужно успеть до соседа майора дяди Пети, как молодому и зеленому. Потом на кухню выйдет мама и начнется громыхание крышками кастрюль, шипение сковородки с запахом яичницы и картошки, или сосисок и макарон. Маме тоже надо успеть до майорши тети Вали, мама тоже молодая и зеленая... ну, про нее я понимаю, у нее зеленый халат, а папа-то в черных трусах? Зеленый? Папа говорит, что это называется субординацией.

Я продолжаю предположительно спать — у меня нет выбора, даже если я встану, меня все равно загонят в кровать — комната маленькая, чтобы не путался под ногами, пока мама готовит завтрак, а папа облачается в форму цвета трусов.

Маме уже тридцать, а папе тридцать два. А мне скоро шесть. Им все время куда-то хочется пойти, то на танцы в Дом офицеров, то в гости, то в кино, на «Полосатый рейс». А тут я, да не просто, а Жека, привыкший быть центром всех праздников. Жека, которому тоже надо на танцы в Дом офицеров, в кино, в гости... везде. У меня есть слабое место. Я не люблю купаться в ванне из оцинкованной жести на кухне. Когда папа с мамой куда-нибудь собираются пойти, а я капризничаю, папа снимает китель, вешает его в шкаф и говорит: «Хорошо, мы не идем в гости! Но раз уж выпало свободное время, давай-ка, Тамара, мы искупаем Жеку в ванне. Когда еще в баню попадем?» Насколько я люблю гарнизонную баню, где плескаюсь по субботам с папой, настолько же я не люблю ванну на кухне. На рев появляется дядя Петя, который говорит: «Ребята, вы совсем остервенели!» — и избавляет меня от купания. При условии что я лягу спать и отпущу маму и папу в гости, а дядя Петя присмотрит за мной, уложенным в кровать. Через пятнадцать минут я сплю, уткнувшись носом в подушку, правой рукой сжимая кортик дяди Пети, а мама и папа уходят в гости. Долго ли сидит со мной дядя Петя, неизвестно, поскольку просыпаюсь я только поутру.

Папа говорит, что мы — морские летчики. Но я-то знаю, что морской летчик дядя Петя, а папа «Помпа» у дяди Пети. Дядя Петя командир нашего полка. Наш полк морской авиации дальнего действия стоит в Романовке, и мы летаем на разведку к японцам в Окинаву. У них там в Окинаве сидят американцы и мы их разведуем и фотографируем. Летает дядя Петя и лейтенанты, а папа смотрит за их морально-политическим обликом, но вечером и от дяди Пети и от папы одинаково пахнет коньяком.

Мама уходит на работу после папы, а меня закрывает в нашей комнатке потому, что я великий путешественник и могу закатиться куда-нибудь без спроса. Я остаюсь дома один, снаряженный всем необходимым для автономного существования до вечера — зеленым горшком под кроватью, супом и кашей, двухлитровой кастрюлей вишневого киселя с клейкой, противной, как медуза, пенкой и трофейным приемником, телефоном и балконом для собственного развлечения, поскольку развлекать меня не кому. С Телефункеном мы дружим давно, и я знаю когда его надо включить, чтобы услышать: «Здравствуй, малыш!. Я расскажу тебе сказку...», или радиоспектакль для детей. Я могу просто поставить на Телефунковский проигрыватель пластинку с «Брызгами шампанского», «Галопом», или «Танцем с кастаньетами» и даже потанцевать с воображаемой партнершей под «Утомленное солнце» Оскара Строка.

Телефон развлекает меня иначе, каждый час звонит мама и я рапортую ей о текущих событиях, как то: я съел кашу, я пил кисель, я слушаю танго «Дождь идет», и где мой горшок, потому что я уже полчаса его найти не могу, а под кроватью его нет, и вообще его нигде нет, так как и искать-то в общем-то негде, и на балконные перила я не залазил. Я не сумасшедший, мы живем на третьем этаже и внизу ох как высоко! Когда мамино целеуказание не приводит к благополучному исходу и горшок все-таки не находится, я потерпев чуть больше положенного, аккуратно писаю струйкой с третьего этажа, слегка присев за балконными перилами. Это приседание меня иногда подводит, так это не удобно, что аккуратная струйка превращается в хаотично мечущуюся. После чего тетя Маша из квартиры этажом ниже, жена Помпытеха дяди Паши, дождавшись, когда я закончу, чтобы не испугать, шумит снизу: «Жека! Опять горшок где-то запрятал?»

Тетя Маша не злая, но я стараюсь, проходя мимо, проскочить незаметно, потому что, заметив меня, она не преминет небольно хлопнуть меня по заднице и сказать: «Привет, Жека! Опять написал мне в цветочный ящик. Зассанец маленький!», а я начинаю канючить: «Тетя Маша, я не нарочно, горшок не нашел и ветер наверное был».

«Да вот, твой ветер мне дождиком оборачивается», — вздыхает она и оставляет меня в покое.

К маминому приходу двухлитровая кастрюля киселя оказывается пустой, а каша и все остальное нетронутым, и мама грозит, что не будет оставлять мне кисель, если я не буду есть кашу, или что там она мне оставила. Мама кормит меня и отпускает в полковую Ленинскую комнату, я хожу туда с матросами смотреть телевизор.

Телевизор называется «Неман», есть такая река, наверное тоже трофейный, раз уж «Неман», значит немецкий. Долго я там не бываю, смотрю Владивостокскую детскую передачу, «Шустрик и Мямлик» называется, а потом иду домой, потому что больше там смотреть нечего, все больше Хрущева показывают в кукурузе.

На выходе матрос, покуривая, спрашивает меня: «Ну ты чё, Малый Помпа, домой так рано, покури с нами, может тебе папироску дать? А то от моей дерни пару раз», и протягивает мне пачку папирос с красной звездой и силуэтом мотоциклиста. Папа, по-моему, слабовато смотрит за их морально-политическим обликом, если бы у них был коньяк, они и то мне предложили бы, ну да я ничего кроме «Содовой» и киселя не пью.

«Я курю только «Казбек», — сердито говорю я и, развернувшись, решительно ухожу. «Казбек» курит папа, «Казбек» вообще курят только офицеры. Сзади слышится смех, они наверное меня испытывали на слабо. Ну да я им не слабо!

Зато пилоты, особенно лейтенанты меня без шоколада не отпускают, пока хожу по части, то один плитку сунет, то другой. У них шоколад, как говорит папа, входит в лётный паёк, и я нагуливаю плитку-две. А если прихожу на весь день с дядей Петей, то три-четыре, а то и все пять, не считая приносимых лейтенантами, на вечеринки, когда они в гостях у папы или дяди Пети. Люблю лейтенантов, душевные парни и зовут меня Жекой, а не Младшим Помпой.

Я как-то ходил в детский садик, но возникли проблемы. Мне мама все время надевает голубые или фиолетовые рейтузы с резинками внизу, и все было нормально, пока во время моих сборов в детсад не зашел по какому-то делу дядя Петя и, увидев меня, не сказал: «Жека! Ты рехнулся, ходишь в публичное место в женских панталонах. Что это за фиолетовое галифе?» — и растянул руками мои фиолетовые рейтузы с резинками в разные стороны. Рейтузы, правда, как-то сразу стали похожи на галифе, какие носят в нашем гарнизоне пограничники. «Пехота, едрён корень...» — добавил дядя Петя и со вздохом вышел. После этого я не смог ходить в садик. Во время дневного сна надо при всех раздеваться, а потом во время сна хочется писать и надо подниматься и через всю спальню шагать в туалет... Мне стыдно, что все люди как люди в обычных трусах, а я в фиолетовом галифе. Мама сказала, что это глупости, в этих трусиках тепло и гарантировано, что я не потеряю свою письку. Потерять письку, конечно, было страшно, она у меня одна, но менее страшно и стыдно, чем идти через всю спальню на посмешище народу. Если уж дядя Петя сказал..!

Промучившись два дня под одеялом с риском написать в постель, на третий, я перед дневным сном ушел из детского сада. То есть я не сразу ушел, а сначала подошел к матросам с «губы», красившим детсадовский забор шарой. Шара это краска такая серого цвета, у нас ей покрашены катера морских пограничников. Матросы, выслушав меня, сбили мне из трех отрезков заборного штакетника автомат в подарок и даже привязали к нему веревку, чтобы автомат можно было повесить на шею, и сказали: «Не ломай, корешок, голову, вали из этого сада в самоволку». Ну, я по совету «разгильдяев» и свалил.

За самоволку нагорело по первое число, я был выпорот мамой, так как домой появился уже затемно. А и был-то в самоволке всего ничего, просто на берегу залива маршируя со своим автоматом на шее, встретил пограничный наряд в галифе и зеленых фуражках. Старший сказал: «Ну, ты что, боец? Тоже Родину защищать? Давай с нами!»

Пару километров вдоль берега залива я маршировал с автоматом на груди за пограничниками и защищал с ними Родину, пока перед пограничной тропой уходящей в сопку по-над обрывом, поблагодарив за службу, мне не отдали приказ возвращаться в гарнизон. Я отдал честь и отправился назад, отвлекаясь иногда на морских звезд и ежей, выброшенных морем на пляж, или пытаясь поймать маленьких крабиков у самого уреза воды. В общем, когда я попал домой, уже смеркалось. Я был объявлен в розыск как самовольщик. Папа потом сказал обо мне: «Разгильдяй!»

Порот я был больно и обидно. Обидно потому, что я ведь не шлялся где-нибудь без дела, а защищал Родину. Но мама сказала, чтобы я не забивал ей голову папиными бреднями и взяла ремень. Кончилось всё драной задницей, слезами и заявлением, что я больше никогда не пойду в детский сад. Никогда! Даже если мне дадут папины черные сатиновые трусы.

Примчавшийся на шум дядя Петя сказал: «И правильно! Обрядили парня в женские панталоны. Ни чести, ни совести!»

С тех пор я не хожу в детский сад, а дядя Петя берет меня с собой на службу, не каждый день конечно, но часто. Дяде Пете тридцать семь лет, он воевал с немцами торпедоносцем в Заполярье, закончил военную воздушную академию, у него много орденов и медалей. Когда он по праздникам выходит из своей комнаты в коммунальный коридор при параде с кортиком и орденами, они каждый его шаг обозначают тихим металлическим звоном. Если я вдруг оказываюсь в коридоре, дядя Петя кричит: «Здорово, Жека!» и, подхватив меня на руки, прижимает крепко к своей орденоносной груди. Мне больно от орденов, но я терплю. Ведь это дядя Петя!

Дядя Петя седой. Мама говорит, что он белый как лунь. Лунь это полярный филин, или полярная сова, мама говорила, но я не помню. А папа говорит, что дядя Петя был смоляной, как головёшка. Когда я был еще грудной, а дядя Петя не был командиром полка, а папа не был «Помпой» и был простым бортмехаником, или борттехником, они с дядей Петей летали в Окинаву, или в Хоккайдо, папа говорил, но я не помню. И они сфотографировали там что-то «непотребное».

На обратном пути, над морем, их сцапали американские истребители, зажали с боков, снизу, сверху и повели на свой аэродром. Когда дядя Петя пытался вывернуться, они стали стрелять из пулеметов, пулями показывая куда лететь, а куда не лететь. В общем, пришлось дяде Пете послушно ковылять куда указано. Враги вывели его на свою взлетно-посадочную полосу и стали сажать, подправляя пулеметами. Дядю Петю прессовали со всех сторон и он пошел на посадку на их полосу. Выпустив шасси, он опустился над полосой почти до самой земли, истребители ушли вверх, потому, что они не могут так медленно летать, как дядя Петя.

И как только они ушли вперед, дядя Петя над самой землей дал газу и над самым морем рванул в туман. Папа говорит, что они драпали в тумане во все лопатки и так низко, что рыбу можно было ловить удочкой. Геройски драпали, по-нашенски — пузом по воде. Когда прилетели домой, и дядя Петя снял лётный шлем, оказалось, что он из смоляного стал белым как лунь, а второй пилот, штурман и папа стали потными. Почему дядя Петя не стал белым как лунь когда воевал с немцами? Папа говорит, что тогда он был глупый и смелый. Папа после этого стал лысеть, пошел учиться и перешел в «Помпы». Папа говорит, что дядя Петя Ас с большой буквы. Вот такие получились фотокарточки...

Дядя Петя заходит к нам и предупреждает: «Жека, ты сегодня со мной! Поможешь командовать полком». Мама не возражает, я завтракаю, беру свой автомат из заборного штакетника, жду дядю Петю, и мы вместе отправляемся командовать полком. Идти надо метров триста до гарнизонных ворот. У ворот нас встречает матрос со штыковым ножом на поясе и отдает нам честь, мы, как положено, отвечаем тем же и отправляемся к плацу, где построен полк.

На углу плаца я передвигаю свой автомат на грудь и останавливаюсь, а дядя Петя идет на середину плаца навстречу моему папе в синем кителе со стоячим воротником и большой коричневой кобурой, болтающейся у самого колена. Папа что-то рапортует дяде Пете. Я стою, придерживая автомат левой рукой, а правой отдаю честь, как папа и дядя Петя. Потом под команду смирно матрос поднимает на флагштоке красный крепостной флаг, и мы все, задрав головы и держа у виска правые руки, смотрим, как он медленно ползет к топу, развеваемый ветром. Звучит команда, и матросы разбегаются а офицеры расходятся кто куда и, проходящие мимо, кричат: «Привет, Жека! Ты сегодня с нами?»

«С вами, с вами», — серьезно отвечаю я и отдаю честь, пока папа и дядя Петя не подходят ко мне. Потом мы идем в штаб, и меня, с листом бумаги и красным карандашом, усаживают за длинный стол, накрытый зеленым сукном.

Дядя Петя, как обычно, открывает ящик своего командирского стола и, вытащив два стакана и початую бутылку коньяка, разливает на двоих. Когда уже налито, держа в руке бутылку коньяка, дядя Петя второй рукой достает третий стакан и спрашивает: «Жека! Ты будешь?». «Содовую...», — отвечаю я важно, и через минуту получаю полный стакан из бутылки с названием «Ситро» и конфету «Мишка на севере». Мы дружно чокаемся, и я пью сладкую теплую содовую, а потом заедаю липкой конфетой, вымазав при этом пальцы шоколадом.

Дальше всё идет своим чередом, папа уходит, я рисую красным карандашом, приходят и уходят офицеры, что-то докладывают дяде Пете, он им ставит задачи. На выходе они хлопают меня по плечу, приветствуя, и суют шоколад, вытаскивая его из кожаных планшетов. Я волен сидеть или уйти, но только в пределах части. Но и в пределах здорово.

Метрах в восьмистах от штаба по летному полю едут блестящие самолеты со стеклянными, решетчатыми кабинами на носу. Я знаю, что они в Окинаву на разведку. Я сижу рядом с большим длинным сачком у границы летного поля, которую мне запрещено пересекать и я послушно не пересекаю. Больно надо! Сачок почти такой же, как мой для ловли бабочек и махаонов, только во много раз больше и длиннее, я знаю, что он определяет направление ветра для пилотов, которые заходят на посадку или взлетают.

Трава мягкая, небо голубое, сопки зеленые, море в конце взлетной полосы синее, и над морем то появляются, то исчезают серебряные самолеты.

Слева от меня стоят истребители соседского полка со стреловидными крыльями и красными заглушками на воздухозаборниках и соплах.

Мне не скучно, я все время думаю. Думаю про себя, про маму, про дядю Петю, войну, которая была недавно, про Японское море. Почему Японское-то? Что за несправедливость, в самом-то деле. Оно ведь наше, и я по выходным вместе с папой, мамой, дядей Петей и тетей Валей на командирском «газике» еду к самому берегу Японского моря и свободно купаюсь на прозрачном теплом мелководье, собирая морских звезд и ежей, а иногда, если повезло, трепангов и гребешков. Гребешки, это такие красивые волнистые ракушки, у нас дома есть пепельница из большого гребешка. Если я нахожу гребешка, то всегда проверяю, нет ли там жемчуга. Папа говорит, что может быть, но пока мне не везет. Так вот, никаких там японцев нет, хоть море и Японское. Наверное, это такая же история, как с «Неманом», немцы к которому, как оказалось, никакого отношения не имеют.

Потом я думаю про дядю Петю. Папа говорит, что он технически подкованный малый. Дядя Петя, конечно, а не па-па — мама говорит, что папа у нас мастер языком болтать, гвоздя и то забить не может. «Помпа», он и есть «Помпа». Как-то, зайдя к нам, дядя Петя скомандовал мне следовать за ним с табуретом. «Поглядим, что у нас с электричеством», — пояснил он мне. Я, кряхтя, поволокся с табуретом на лестничную площадку за дядей Петей и потом держал его за ноги, чтобы он не свалился, стоя на табурете перед электрическим счетчиком.

Дядя Петя открыл счетчик и стал ковырять в нем отверткой, пока что-то не сверкнуло с треском под жалом отвертки. Я не напрасно держал дядю Петю. Потому что, кабы не я, он точно бы сбрыкнул с табуретки. Выругавшись длинно, дядя Петя почесал затылок отверткой и, подумав, сообщил: «Извини, Жека, это получилось непроизвольно. Я забыл вырубить рубильник. Все что ты слышал, считать, что этого не было». На вопрос почему, он ответил: «Я сказал не было, и баста! Выполнять команду и без разговоров! Понимаешь, Жека, мы тут поем, танцуем, музыку слушаем, гуляем до полуночи, а он, зараза, крутит и крутит. Ну да я теперь ему жука влепил, глядишь, поменьше платить будем».

Все действительно сложилось хорошо, судя по тому что в конце месяца электрик, пришедший проверять счетчик, взобрался на табурет и сказал: «Товарищ майор, что вы тут сконструировали? Мы вам уже кучу денег должны». Дядя Петя цыкнул зубами, пригладил свои волосы и произнес: «Переборщил! Ладно, ты это... сними там. Будем платить как платили», — и добавил: «Вот так, Жека! Все хорошо в меру!»

Я улыбаюсь, вспоминая лицо дяди Пети в этот момент, он такой смешной. И вспоминаю про свою драную задницу, которую мне днями чуть было опять не надрали за тетю Валю. Это жена дяди Пети, и она уезжала отдыхать в Крым, в санаторий Министерства обороны. Когда ее с чемоданами увозил газик в аэропорт во Владивосток, она расцеловала меня в обе щеки и спросила: «Ну-ка, Жека, скажи, что тебе привезти?»

Я растерялся. У меня было все, что я хотел — шоколад носили лейтенанты, «Содовую» наливал дядя Петя. У меня было всё! Всё, кроме одного. «Тетя Валечка, — сказал я, — привези мне черные сатиновые трусы!» Она рассмеялась и сказала: «Жека. я не знаю, есть ли черные сатиновые трусы твоего размера, но я что-нибудь придумаю». И уехала отдыхать.

Не было ее месяц, и весь месяц я надоедал дяде Пете вопросами, а привезет ли она мне черные сатиновые трусы. На что дядя Петя бодро отвечал: «А хрен его знает, Жека, привезет, наверное, и тебе сатиновые трусы, и мне мандавошек в подарок. Крым, это тебе не хухры-мухры». Я не стал выяснять, что такое мОндавошки, так как полагал, что это нечто вроде запонок, а про хухры-мухры мне было известно все. «МОндавошки, так мОндавошки, главное чтобы трусы были», — сказал я. «Да не мОндавошки, Жека», — сказал дядя Петя: «а, мАндавошки... впрочем, это неважно». У них не было детей, не у мандавошек, конечно, а у дядя Пети с тетей Валей. Может оттого дядя Петя и уделял мне столько внимания, что хотел иметь своего «Жеку». Но что-то у них не получалось, и своего «Жеки» у них не было.

Время бежало, мы на пару командовали полком, ездили с папой и мамой на пикники к морю и вообще жили весело и интересно. Наконец появилась из Крыма тетя Валя, ее привез газик из аэропорта. Она была посвежевшей, смуглой от загара и молодой, почти как моя мама. Я получил все, что положено — шоколад, монпансье в круглых металлических баночках, апельсины, виноград и, к моему счастью, черные сатиновые трусы сорок четвертого размера. Тетя Валя сказала, что меньше в Севастопольском военторге не было. Трусы были мне ниже колен и сваливались, если я не поддерживал их обеими руками. Все весело хохотали, когда я их примерял, мама тут же подтянула резинку чтобы трусы не падали с меня на пол и взяла с меня обещание, что я пойду в детский сад.

В общем, все были довольны, в том числе и я. Правда, я поставил условие, что в садик буду ходить только пять дней в неделю, а по субботам буду помогать дяде Пете командовать полком. На том и уговорились. Потом было застолье на кухне, взрослые пили «Улыбку» и «Черные глаза», привезенные тетей Валей, и еще какие-то черноморские вина с фруктами.

Я ставил пластинки на Телефункен и дядя Петя танцевал танго с мамой, а папа с тетей Валей.

Все было просто здорово, пока я не вспомнил. Отыграв в очередной раз какое-то танго, я подошел к ним, рассаживающимся за столом, и, забравшись к тете Вале на колени и обняв ее крепко-крепко, громко спросил: «Тетя Валя, а ты мАндавошек дяде Пете привезла?»

Потом была багровая тетя Валя, багровый дядя Петя, растерянная мама, не понимающая, что происходит и о каких мандавошках речь, и всё понимающий папа...

Быть бы мне пороту, но папа сказал: «Ша! Жека ни в чем не виноват!»

Дядя Петя на следующий день сказал грустно: «Ну, Жека, ты меня и подвел...», — помолчал и добавил: «Ну да я сам виноват... собирайся ты сегодня со мной». Но потом все кончилось хорошо, тетя Валя при встрече в коридоре подхватила меня на руки, расхохоталась и расцеловав в щеки, сказала: «Жека, прости меня, тебе опять наверное по заднице перепало из-за нас дураков». И снова покатилась жизнь счастливо и весело, как будто ничего и не было.

К нам часто ходят в гости лейтенанты с женами. Они вытаскивают Телефункен на кухню и накрывают стол. Благо кухня огромная и места хватает всем. Они пьют коньяк, а перед этим папа произносит тост за Победу, за Годовщину Великой Октябрьской революции, за милых дам.

Я ставлю любимые «Брызги шампанского», встав перед Телефункеном на табурет, и все танцуют, всем весело и мне весело. Я тоже чокаюсь со всеми стаканом с компотом и ем шоколад, принесенный лейтенантами. И пока они танцуют, я роюсь в пластинках и думаю, какую поставить следующей. Пластинок у нас много, и все они с инв. №.., из Дома офицеров. Особенно много трофейных, на которых написаны незнакомые буквы, но я знаю, что вот эта «Идет дождь», а эта «Шестнадцать тонн».

Лейтенанты все молодые, в красивой форме, а милые дамы благоухают «Красной Москвой» и «Лесным ландышем». Они красивы и молоды и все мне нравятся, я хоть и маленький, но понимаю, что у них хорошие попки и классные грудки. Это папа. Мама говорит, что он бабник и пижон. Ну, бабник понятно почему, он постоянно танцует с лейтенантскими женами, крепко прижимая их к себе так, что лейтенанты иногда бешено косят на него глазами. А пижон, потому что он просит маму слегка заузить форменные брюки. Папка у меня тоже молодой и красивый.

Я понимаю папу, мне тоже нравится смотреть на попки, обтянутые бархатом и крепдешином. Они все выпивают и вкусно закусывают, в промежутках между танцами пытаются петь. Даже за столом они обращаются к дяде Пете и папе очень вежливо: товарищ майор, товарищ капитан. Офицеры у нас в полку все лейтенанты, младшие, старшие, просто лейтенанты, кроме дяди Пети, папы и Помпытеха дяди Паши. Лейтенанты все очень хорошие и благодаря им мой запас шоколада никогда не истощается. Они все молодые... Иногда мы их хороним, когда по два, когда по три. Папа говорит: «Молодо, зелено...»

Гробы стоят в колонном зале Дома офицеров, обитые красной материей. Папа в таких случаях прицепляет к поясу кортик и берет с собой меня и маму. В этот раз лейтенанты в гробу такие же молодые и красивые, как и на вечеринках, только уж очень серьезные. Обычно их не видно, потому что чаще их хоронят в закрытых гробах. Я смотрю на серьезные лица лейтенантов над красными краями гробов, стоя между дядей Петей и папой.

У меня еще целы плитки шоколада, подаренного этими лейтенантами. Плачут их жены с красивыми попками, хоть и не в бархате и не в крепдешине, а в чем-то черном. Плачет мама... Я смотрю на папу, но он не видит моего взгляда. Тогда я смотрю снизу вверх на дядю Петю. Почему?

Дядя Петя смотрит на меня серьезно с самого верха вниз и потом левой рукой, придерживая кортик, а правую положив мне на плечо, опускается ко мне, присев. Прижимает молча к себе и потом хрипло говорит: «Понимаешь, Жека! Мы морские летчики! Мы защищаем Родину!». Еще раз прижимает крепко, так что звездочка больно колет щеку, и снова поднимается вверх, от меня. И я с ужасом думаю: «А вдруг папа, или дядя Петя... так же?»

Оркестр играет что-то грустное и строгое одновременно, потом мы все грузимся в автобус, который везет нас в сопки. Лейтенантов закрывают красными крышками с прибитыми к ним черными офицерскими фуражками и зарывают в землю. Матросы под командой папы блестят штыковыми ножами на карабинах и дружно три раза выпаливают в воздух. Потом ставят памятники с красными звездочками, именами и цифрами: «1938 — 1961 гг..»

Я больше никогда не вижу жен этих лейтенантов.

Когда я вырасту, я тоже стану морским летчиком и лейтенантом и буду защищать Родину.

Дома мне грустно, хочется плакать, но я думаю, что в конце лета приедут новые лейтенанты, и будут танцевать, и я тоже буду танцевать на руках у одной из красивых лейтенантских жен, и будет здорово. Может быть, они тоже погибнут, и мы будем хоронить их, но об этом думать не хочется. Я забираюсь на табурет к Телефункену, ставлю «Брызги шампанского», ем лейтенантский шоколад и вспоминаю, что когда я вырасту, то стану морским летчиком и лейтенантом и буду защищать Родину и, может быть, даже погибну, и меня похоронят под оркестр и ружейный салют. А рядом будет плакать моя жена. Но я знаю, что у меня останется мой «Жека», который будет под «Брызги шампанского» есть мой шоколад и тихо плакать обо мне в темной комнате.

* * *

Жека вырос, он не стал морским летчиком, но стал лейтенантом и капитаном и... неважно, кем он не стал. Ему вот-вот стукнет пятьдесят, давно нет мамы, тети Вали и дяди Пети, а папе семьдесят пять. Жека, как и они, с самого детства защищает Родину, как те лейтенанты, защищает как может и будет защищать, пока не умрет.

Но иногда он почему-то думает: «А стоит ли она этого?»

Родина..?

Молчит..!

Наверное, стоит, раз мы все её защищаем..!"

(с) Евгений Батурин

@музыка: Эх, дороги!

@настроение: странное

@темы: Блоги, Литература, Военные

---

К сожалению, уровень общеобразовательной подготовки большинства командиров кораблей не позволяет им не только без сучка и задоринки прочесть составленное наиболее бойкими подчиненными командирское решение на морской бой, но и правильно поставить неопределенный артикль "б...дь" в фразе "Кто последний за водкой".

@темы: Литература, Позитив

---

Егорка Летов.

@темы: Летов

---

СЕРЕБРО!
Наша эстафетная команда заняла 2 место на последней гонке ЧМ!
Потрясающий успех!!!!!!!
Анализ Чемпионата завтра.

@темы: Биатлон, Спорт

---

WINS!!!!!!

Только что, на Чемпионате Мира по биатлону Оксана Хвостенко выиграла 2 награду сборной на этом чемпионате, выиграв в Индивидуальной гонке на 15 километров бронзовую медаль!!!!!!!!!

Молодец, Оксана!!!

@темы: Биатлон, Спорт

---

Похоже он-лайн трансляция женской гонки не получится, потому что кажись на проксе зарубили видео-потоки. Мобильный не дает хорошей скорости - и смотреть невозможно. Приходится довольствоваться унылой он-лайн статистикой. Ну хоть так.
Что за день? Сплошное невезение.

UPD: Ну хоть Оксана Хвостенко держится молодцом. Пока третье место и похоже оно у нас так и останется. Хотя еще одна стрельба и пара сильных конкуренток.

UPD 2: Только что Оксана ушла чисто с 4 рубежа. МЕжду ней и Моисеевой - 10 секунд. Я на нервах!!!

@темы: Биатлон, Спорт

---

Давно я не писал мегапрограммых постов. И вот настало время.
Поговорим, дорогие Пычи.

И начнем мы с манагемента

И начнем мы с манагемента. Расскажу я, наверное, про сектор работы с персоналом (Совка – превед). Раньше этот сектор выполнял весьма важную функцию. Помимо прямой работы с кадрами они занимались психологическим состоянием сотрудника. Плохо стало тебе? Иди к психологу и мочи ему сисю. Психолог тебя слушал и сисю подставлял. Но потом психологи решили, что хватит. Сися мокреет, сыреет сися и деформирует свою красоту 3-го размера. И поэтому доступ к сисе прекратился. Но многим все равно хочется плакаться. Отдельные особо отмеченные элементы ходят к «выводку блядей» - если кто не знает, то «выводок блядей» - это ИТ-отдел. Так вот. Они мокрят сисю нам. Лично мне не будет, если какая-нибудь Ника будет мне рассказывать про крушение мечт и надежд. Я ее не слушаю. Разговор поддерживаю. Главное отвечать да или нет. Причем можно особо сильно не заворачиваться. И девочке Нике легче, потому что высказалась, психологам – сися сухая. И мне – потому что девочка Ника не собеседник, который потирает руки и не повторяет на разные лады волшебную фразу – «Орево-порево-жорево».
Тут у меня было желание перейти к любимой теме. Про гавно! Но! Я не буду про гавно! Кстати Word предлагает поменять гавно - на давно или равно. Буду я про толнинизЪм. ТолкинизЪм – это наше фсё. Особенно крымский. Тут недавеча, как вчера один мальчЕг решил игру делать. Открывающую. И решил он, суровый крымский ролевик и файтер сделать там магию, что уже само по себе смешно. И пришел он к нам, суровым корабельным зубрам, капитанам-пультовикам, чтобы значить помогли мы ему. Мы стали с ним адекватно общаться (как мы общаемся неадекватно можно узнать на городе в соответствующих темах). Но! МальчЕг оказывается магию хотел для галочки и параллельно с нами искал альтернативы. Мы, обиженные и оскорбленные, в лучших традициях жанра его послали, но! Посоветовали ему того, кто может ему помочь. Там то и выяснилось, что мастер магии будет рулить только 2 магами из 150-200 игроков (остальные будут бухать и драться) и поэтому мастера с 5-м размером не случилось. Вот ведь гавно какое!
Но не суть. Вспоминается некоторый мальчик Строри, который сказал что мы редкостное гавно, игроки старой формации, алкоголики, педофилы, и прочие хуи. Мальчик думал, что испортит нам чуткий и трепетный сон, но он не знал, как он ошибался.
Потому что если у меня спросят, а знаешь ли ты Совесть, что ты – хуй, я ему скажу – знаю! Более того, я отвечу – зато какой!!!!
Ну и наконец можно перейти к не менее трепетной теме человеческих отношений. Нет, не про любовь и чувства я расскажу, а про отношение начальство – подчиненный. Знаете, как посеять сомнение в душе подчиненного и заставить его подобрать все его хвосты и огрехи? Достаточно поднять трубку, набрать его и усталым голосом произнести фразу – «Скажи, а помнишь, я тебе поручал…» и многозначительно замолчать. Даю голову на отсечение, что ваш подчиненные в эту секунду вспомнит все, что должен был сделать, все что знал, и даже то, о чем никогда не догадывался. Особенные садюги могут проделывать такое и с более высокостоящим начальством – но на помощь начальству придет «выводок блядей» с логами АТС и шутника садят на кукан, поймав предварительно за пицунду. Хотя есть искусники, которые будучи уже ухвачены за пицунду, от кукана сбегают.
Кстати, интересное флотское наблюдение можно перенести в жизнь. Герр Покровский, вы великий философ. Ваши идею действительно жизненны. Вот по идее я сейчас должен сидеть и думать по поводу увеличения прибылей и благосостояния компании? А я о чем думаю? А вообще я оперирую замеченной Покровским тенденцией про семенную жидкость. Больше всего о благосостоянии и прибылях фирмы думает старший топ-менеджмент. Потому что у них мало семенной жидкости. Так вот чем больше в человеке семенной жидкости – тем меньше он думает обо всякой херне. Поэтому – интересная рацуха рождается. Создать отдел уменьшения семенной жидкости. А что пришел на работу – поработал, сходил пообедать, и зашел в отдел уменьшения семенной жидкости. И потом трудишься не покладая рук, потому что думаешь о прибылях и благосостоянии, а не слюни налево и направо пускаешь. Азарт, опять же. Голова ясная. И пустот в душе нет, превращающих некоторых в конченных алкоголиков.
Так что други мои, поднимем наши рюмки, чашки и прочие жидкостеёмкости за день Бритого шмеля. А после этого скажет нет алкоголизму и пойдем сбрасывать семенную жидкость!!!

@темы: ролевое, моя любимая работа, Блоги, Литература, Позитив

---

Для затравки сегодняшней розово-гламурной дури я отвечу нестандартно. Вместо всяких сердечек, рюшечек, и прочей мути я выложу их. Смотри под катом.


Бритые шмели

@темы: Блоги, Позитив

---

Поиграем в ассоциации. Которые достались мне от Аризоны.
Итак.

1. Фламенко - помню как меня завораживал этот танец. И когда его танцевала Оля, и когда его танцевала Аня и даже когда его танцевала Лютя. Это потом я узнал, что Оля - сцуко, неверная, Аня - дура и блондинка, а Лютя - ну вы и так знаете, кто такая Лютя. После этого стало четкое ощущение, что если мне нравится, как девушка танцует фламенко - то лучше ее сразу послать. Спокойнее будет.

2. Кофе - не самый любимый напиток. Хотя, когда я представляю процесс готовки кофе, то почему вспоминается ситуация выбора кофейной машины в Фокстроте при помощи кубиков.

3. Красный цвет - любимая серия книг - "Шедевры мировой фантастики", Советский союз на картах и в играх, мой плащ, и ах да - еще красные лаковые сапоги.

4. Интуиция - есть у меня такая вещь. Странная она. Срабатывает редко. Но если она сработала, то лучше ей слепо поверить, потому что сцуко не ошибается. Никогда.

5. Пляж. Не люблюя море. Люблю горы. А пляж у меня ассоциируется с тем, что я летом часто бываю в прибрежных городах, но настолько занят проектами, что вижу море из окна гостиницы или когда прохожу по набережной мимо.

@темы: Флешмобы, Блоги, Игры, Личное

---

Интересно, если Яценюк укусил за руку Нестора Шуфрича, то в кого будет превращаться в полнолуние Шуфрич - в спикера Верховной Рады или в Яценюка?

@музыка: Дивногорье - Белтейн

@настроение: зашибись

@темы: Анекдоты, Позитив

---

И вот сижу я на работе в субботу, как дураГ, и пытаюсь настроить эти "Марии-301МТМ". А другие по перевалам шастают.

@темы: моя любимая работа